- Я зарядил пистолет,- говорит обвиняемый, 13 патронами и встал на том же месте. В 18 ч. я увидел, как один человек вышел из консульства. Это был тот, который в пятницу показался мне наиболее значительным. Вслед за ним вышел другой турок. Они вместе спустились по улице, затем на перекрестке распрощались.
Я последовал за первым и, приблизившись к нему на два метра, выстрелил три раза в него и убежал. Я углубился в аллею, потом поднялся на второй этаж дома, снял синий пуловер, под которым был другой.
Выйдя, я купил по дороге пачку сигарет, потом зашел в магазин, при выходе из которого был арестован полицейским. Я не оказал сопротивления, ибо таков был приказ моей организации. При мне были пистолет и граната. На меня надели наручники, потом увезли в полицейском автобусе, бросив на пол. Полицейская собака набросилась на меня и укусила в плечо. По прибытии меня за волосы поволокли до дверей полицейского участка.
Я хотел бы сказать, что не сожалею о совершенном. Я должен был выполнить этот акт именем моего народа.
Но почему Мартирос действовал таким образом? Может быть, он душевнобольной?
- Нет, мы не обнаружили никакого умственного расстройства,- заявил на суде профессор Бернейм.
Речь идет о зрелом молодом человеке, который вырос в дружной семье, в ячейке, которая в полном порядке. Учился он недолго и рано начал работать.
- Нужно понять, что Мартирос Жамкочян жил в семье беженцев-армян в атмосфере страстей и ожесточения, вызванных воспоминаниями о резне родного народа. Более того, он был старшим в семье и должен был чувствовать, что на него возложена задача отмщения. Значительную часть юности он прожил в атмосфере гражданской войны в Ливане. Он не участвовал в ней, но ясно, что был постоянно связан с событиями, которые там происходили. Около двух лет он прожил в учебном лагере, где прошел военную, политическую и идеологическую подготовку. Потом его назначили для проведения операции в Швейцарии. Из разговора, который мы с ним имели, мы вынесли впечатление, что он легко идет на контакты, хотя и держится на расстоянии. Мы не увидели в нем слепого фанатизма. От него исходила вера, спокойная решимость, нечто вроде эмоциональной потенции... Он предстал перед нами как солдат, проникнутый сознанием того, что он должен был совершить. Он сознавал также, что его будут осуждать. Наверное он повиновался законам, отличным от наших, но это не больной человек. Что касается того, что он представляет опасность, то это опасность, происходящая не от умственного расстройства, а исходящая от человека, который руководствуется не теми законами, что мы.
Комментариев нет:
Отправить комментарий