«Сейчас кажется, что всё это было очень давно. В июне – июле 1988 г. мы с целью обороны на окраинах города Мартуни сооружали позиции. Между нами и турками были советские войска, типа как миротворцы, а на самом деле они были на стороне турков. Ситуация была напряженной. Мы группами по очереди ходили на позиции, так как со стороны турконаселённых деревень исходила опасность. И так до ноября 1991 г. Для руководства оборонительными силами в городе создали штаб, который находился в подполье. Меня позвали в штаб как специалиста для обеспечения связи. Целыми днями мы дежурили, обеспечивая связь с позициями по трём направлениям.
В феврале 1992 г. Монте с отрядом Сергея приехал в Мартуни. Они остановились в 2 км от города. Тогда командиром оборонительных сил Мартуни был мартуниец Гамлет Сейранян, затем – Анастас Агамалян, который был военкомом нашего района.
Некоторое время спустя Монте назначили начальником штаба оборонительного района Мартуни. Потом приехал Вазген Саргсян и представил Монте как командира нашего региона, а Анастаса – начальником штаба. Сначала некоторые парни не принимали Монте: командир, приехавший из заграницы, был нежелателен, но один человек – Монте, смог починить всех себе. Обстановка наладилась. Оборонительный район Мартуни протягивался от Агдама до Физули. Монте всегда был на позициях, никогда не сидел на месте.
В это время в Мартуни приехал Жора Гаспарян, Жора "Град"-а, со своей 122мм Д-30 гаубицей для уничтожения нескольких огневых точек противника. Пришел к Красному Рынку, где артиллерия противника не позволяла селу спокойно жить. От Красного Рынка до Мартуни было 25 км. Мы со своим двоюродным братом, Владимиром Погосяном, из Мартуни пешком шли в Красный Рынок. По дороге я встретил Жору и сказал, что 122мм Д–30 гаубица знакома мне. Он спросил, откуда. Я сказал, что в институте была военная кафедра, и там же я изучил это оружие. Он сказал: "Пойдём к Монте, я скажу, что ты специалист этого дела". Через два дня Жора Гаспарян вернулся в Мартуни и сказал Монте: "Ты ищешь артиллериста, Феликс-готовый артиллерист". Монте спросил: "Ты в курсе об артиллерии?" Я сказал: "Прошло восемь лет. Я забыл. Нужно освежить память". Этот разговор был в 2 часа дня. Уже в 6 часов вечера я уехал в Степанакерт для переподготовки. В этот день ничего не получилось, мне пришлось вернуться в Мартуни. Монте сказал: "Завтра машина отправиться в Степанакерт, готовься, чтобы уехать". На следующий день на этой машине я доехал до здания, которое заняли артиллеристы. Там был мой старый знакомый Сергей Арутюнян - один из наших старых воюющих парней, хорошо знал это дело. Два часа он объяснял тонкости использования этого типа оружия, и ещё час - утром следующего дня. Я вернулся в Мартуни, доложил Монте, что полностью готов перейти к делу. Начался период моей артиллерийской деятельности. Насибяy Валерик из Ннгb и я установили на севере Мартуни, в пункте №109, 100мм КС-19 пушку, которая потом стала очень известной. Насибяна, который служил в противоградовой службы и хорошо разбирался в деле, я оставил в пункте №109. Жора Гаспарян 122мм Д-30 гаубицу, которую возил с собой повсюду, отдал нам, так как знал, что уже есть специалист по нему. Я взял эту гаубицу и начал ходить по всему оборонительному району. Его сложнее использовать, чем 100мм КС-19, так как из него стреляешь из закрытой огневой позиции. Мы назвали ее "Нанар". В мае привезли вторую 122мм Д–30, которую мы назвали "Аревик". 15 мая, вблизь Агдама, состоялось наше боевое крещение – первая организованная боевая операция. Мы должны были освободить Гюлаблу, но полностью не получилось, мы просто вошли и вышли. Операция была хорошо спланированной, к сожалению, не смогли её реализовать. Пять человек погибли. Одним из них был командир отряда деревни Ашан – Армен – особо одарённый и мужественный молодой человек. Жаль, что погиб во время первой же боевой операции. Монте очень сильно расстроился из-за погибших и перенес тяжелые переживания. Монте дал задание – уничтожить пушки врага. И в разных местах в первую очередь мы уничтожали пушки. По-моему, было 29 мая. Седа приехала в Мартуни. Тогда я был на оборонительной территории Чартара, действовала гаубица "Аревик". Монте в присутствии Седы сказал: "Я хочу назначить тебя ответственным за все пушки. Сможешь ли ты руководить?" Я сказал, что смогу. Он сказал: "С сегодняшнего дня ты ответственный за все пушки района." Таким образом, 29 мая по устному приказу Moнте я был назначен начальником артиллерии освободительного района Мартуни.
Если описывать Монте как командира, в первую очередь я бы отметил то, что не был ни одного дня, чтобы он не был на позициях. С утра до вечера он был на позициях, вечером приходил в штаб. Было очень удивительно: будто бы он никогда не уставал. В первый период он так поздно приходил, что в столовой уже не оставалось еды. Но для него это не было проблемой: он довольствовался тем, что есть. Потом, когда он опаздывал, для него откладывали еду, чтобы как бы поздно он не пришел – не оставался голодным. Вообще, на народ Мартуни, особенно на жителей города, очень сильно повлиял образ Монте, они изменились, и сейчас во время разговоров какое-либо явление или человека характеризуют по его критериям. Монте был настолько беспорочным человеком, что люди стремились быть такими же.
Он не любил алкоголь. С первого дня приезда и до последней минуты жизни он выпил всего лишь пол бокала вина в первые дни, и то я сам этого не видел, рассказываю услышанное. В первое время появлялись языковые трудности, его западноармянский был непонятен нам. Монте и командиры с трудом понимали друг друга. Но некоторое время спустя его армянский стал понятен и красиво зазвучал. Я у него научился и сейчас могу говорить на западноармянском.
Ввиду работы в основном мы были вместе. Не было такой операции, чтобы я не был рядом с ним как начальник артиллерии. Я был непосредственным организатором, но командиром был он и посредством меня руководил артиллерией.
Самым главным его шагом с первого дня как командира было то, что он заставил людей остаться на своей земле, в своих очагах, потому что армия, которая не чувствует присутствие людей, не может победить. Один из наших парней подошел сказал: "Хочу своих детей отвезти немного подальше." Он мне разрешил. Тот возмутился: "Почему мои дети должны умереть?" "Да, должны умереть, – сказал Монте, – тот, кто увозит детей, сам оставит и уйдёт." Может это сегодня звучит жестоко, но это было настоятельным требованием для победы в войне.
В характера Монте была черта, не присущая военному человеку. Если он говорил, что мацун чёрный, то продолжал настаивать, что он чёрный. Спорил, настаивал на своем и делал невозможное. Откуда у него эта черта – не знаю. И это принудительное объяснение было через крики, повторяя одно и тоже по несколько раз. Иногда он планировал такие вещи, что мы говорили это невозможно, но делали, и все получалось так, как он сказал, и талант сделать из невозможного возможное было обусловлено его феноменом. Настал момент, когда командир приказывал, солдат выполнял - как положено. Безусловно, среди нас были умные парни, которые обосновывали свои предложения, и Moнте соглашался, принимал и вносил изменения в план.
В роковые дни мы думали о защите нашего района, а Монте Разрабатывал для нас невероятные планы. Я присутствовал, когда он взял карандаш и на карте провел линию от наших позиций до Горадиза, и по этой линии достаточно много из территории противника осталось на нашей стороне. Представьте, потом получилось так, как он начертил.
После его гибели под руководством Мовсеса Акобяна мы выполнили соответствующие операции и освободили наши исторические земли. Мы смотрели на карту и думали, насколько же умным был этот человек, что в конце концов мы пришли к тому, что он говорил. Он был честным и думал, что стоящий перед ним человек тоже честен. Он не научился лгать и своим поведением изменил многих. Был командиром дисциплинированной армии, но ни разу не получил зарплату. Расписывался, но не получал, и эту сумму передавал в фонд помощи семьям погибших и раненых бойцов. Он из других стран получал финансовую помощь и полностью всю сумму также передавал в этот фонд. Я присутствовал, когда Ашот Шмавонян из Франции отдал сумму, а Монте позвал соответствующего человека и приказал передать эти деньги в фонд.
У него была возможность носить самую лучшую военную форму, но он постоянно был в одной той же одежде. Кажется у него была порвана куртка сзади, но он продолжал носить ее, хотя имел возможность надеть одну из форм, отправленных из заграницы. Когда он только приехал, он надел длинные резиновые сапоги. Приносили очень хорошие полусапоги, чтобы он надел, но отказывался.
Был нехватка во всём, но мы держались. Когда было немного вермишели, считали, что нормально кушаем. Этот человек – воплощение преданности. Он макал ложку в чае, потом совал в сахар: сколько останется на мокрой ложке, столько и клал в чай. Хотя он любил сладкое. Он не ел, но его солдат должен был быть сыт. Я слышал о нём ещё до его приезда в Арцах: кто он, что сделал. Но то, что я увидел в реальности, было еще ярче и впечатлительнее.
Всегда был бдительным, неотделим от оружия. Автомат был с ним, во время сна – непосредственно рядом. Он не оставлял его в одной комнате и не уходил в другую. И в туалет он ходил с автоматом. У него было маленькое радио, на котором он слушал "Голос Америки". С автоматом на плечах он уходил в туалет, там слушал, что говорит "Голос Америки" и возвращался.
Когда Седа в первый раз приехала в Мартуни, мы посчитали, что приехал родной нашего родного. Старшее поколение населения обеспокоено спрашивали: "Почему у вас нет детей?" Монте был в хорошем настроении – приехала жена, его любовь, но даже присутствие Седы не служило причиной, чтобы он оторвался от работы. В эти дни куда бы он ни шёл, брал с собой Седу: и чтобы показать позиции, и чтобы вовремя сделать свою работу, потому что оборонительная часть была большой, а народу-мало. В это же время из заграницы приезжали много незнакомых людей, которые знали Монте, а Седу – нет, но так как они очень близко общались с Moнте, то эти тёплые взаимоотношения возникали и между ними. Седа всегда стояла рядом с Монте, была душевная поддержка.
В июне 1992 г. из Швеции приехали корреспонденты в наш штаб, который тогда находился в администрации деревни Ашан. По-моему, сестра Седы тоже была с ними, по крайней мере, была родственная связь. Нас сфотографировали. У одного из корреспондентов была хорошая ручка. Я думал, что сделать, чтобы ручку отдали мне. Она разговаривала на английском. Я подошел, и несколькими слов, что я знал, объяснил: "Подари мне эту ручку, я тоже тебе подарю кое-что". Она отдала ручку мне. Мы прошлись примерно 10 м, я показал снаряд пушки, пошутил: "Возьми, это твое, делай, что хочешь." Она сказала: "Не разрешат пронести на самолёте."
Монте был чрезвычайно любезным. Однажды вот что случилось. Турки напали на пограничную позицию "09" города Мартуни и Бердашена. Монте организовывал оборону, а я руководил артиллерией. Турки подошли вплоть до 150 – 200 м. Мы стояли рядом. Я разговаривал с подопечными, объяснял задачу. Монте выстрелил, и моя речь осталась незаконченной. Посмотрел на меня, сказал: "Прости." С автоматом на руках ушел, чтобы не мешать моему разговору. Свою воспитанность он проявлял и во время боёв. Когда мы освобождали какую-нибудь деревню, В его планы не входило обижать мирное население. Не использовал оружие против безоружных людей. Не терпел жестокого отношения к пленным. Был большим гуманистом.
Не прощал ложь, не пунктуальность. Было 22–24 декабря 1992г. Я уехал в Ереван и вернулся на два дня позже, чем договаривались. В такие моменты чувствуешь себя нехорошо, а он - тем более.»
Перевод администрации группы Мелконян Монте
Источник: книга Аспрам Царукян "Привет, как вы? Хорошо? Воспоминания о Монте"
Перевод администрации группы Мелконян Монте
Источник: книга Аспрам Царукян "Привет, как вы? Хорошо? Воспоминания о Монте"
Комментариев нет:
Отправить комментарий